Новороссия - что это такое?
За исторически короткое время, с конца XVIII в. по конец XIXв., в бывших татарских и казацких степях появился новый мощный район промышленного, коммерческого и аграрного развития – Новороссия, где возникли динамично развивающиеся города и селения. Самыми крупными из них стали Одесса, Екатеринослав, Николаев, Херсон, Юзовка, Ростов, Новороссийск. Население в этот южный регион Европейской части Российской империи прибывало из других регионов державы, т.е. из районов старого заселения, а также из-за границы. В настоящее время тема Новороссии стала не только предметом научно-исторических исследований, но и сомнительных политических комбинаций, и поэтому нуждается в дополнительном освещении. Понятное дело, что в рамках статьи не представляется возможным дать исчерпывающую картину феномена Новороссии, но обозначить некоторые ее черты, сопоставив с сегодняшним днем, вполне реально. Немного истории Учебники истории Украины, описывающие сложные процессы освободительной борьбы украинского народа в XVII в. и трудные попытки становления украинской государственности, не слишком акцентируют внимание на том факте, что зримым итогом всех этих визвольних змаганьстало запустение огромных пространств Украины (т.н. Руина) и значительное расширение турецких границ в северном направлении. Достаточно сказать, что лет через 30 после восстания Б. Хмельницкого северные границы Османской империи проходили всего в нескольких десятках километров южнее Киева, а половина территории Украины входила в состав этой империи. При этом огромные пространства Правобережной Украины было решено оставить незаселенными, как буферную зону. Свободолюбивое же запорожское казачество длительные интервалы времени признавало над собой турецкий протекторат, довольствуясь ограниченной автономией. Вам нужен опытный врач уролог? Тогда обращайтесь к нам.
Все эти территории Северного Причерноморья и Приазовья можно было бы навсегда вычеркнуть из списка славянского освоения, если бы не Россия. В результате десяти (!) русско-турецких войн Российскому государству за два столетия удалось вырвать из рук османов огромные территории между Доном и нижним течением Дуная. Пожалуй, ни с одной другой страной мира Россия не провела столько войн, как с Турцией. Часть из этих войн оборачивалась горькими поражениями России, а часть – великими победами. Об этой двухвековой борьбе России за Северное Причерноморье следует сказать, что она велась продуманно и планомерно – так, как это может позволить себе действительно сильное государство. Вначале усилия были сосредоточены на землях между Доном и Днепром, затем – между Днепром и Южным Бугом. А еще позже в российской собственности были закреплены территории вплоть до Дуная. Итак, низовья Дона, Днепр, Южный Буг, Днестр, Прут и Дунай – вот основные рубежи, на которых поэтапно закреплялась Россия. В свою очередь, Османская империя была вытесняема все дальше на юг и на запад. Так, например, в результате русско-турецкой войны 1768 – 1774 гг. был заключен знаменитый Кючук-Кайнарджийский мир 1774 г., в результате которого Россия получила земли между нижним течением Днепра и Южным Бугом. В результате русско-турецкой войны 1787 – 1791 гг. между Россией и Османской империей был заключен Ясский мирный договор 1791 г., согласно которому к России отошла территория между Южным Бугом и Днестром, а также подтвержден статус Крыма как части Российской империи. Следует сказать, что российские успехи были достигнуты ценой неимоверного напряжения сил, о чем, между прочим, свидетельствует и экономическая история. Достаточно сказать, что первые бумажные деньги России – ассигнации – были выпущены именно в связи с финансовыми потребностями одной из русско-турецких войн. Так борьба с конкурирующей империей рождала не только новые приемы ведения боя, но и новые денежно-кредитные инструменты, а прогресс военного дела шел рука об руку с прогрессом финансов. Усилия россиян в деле долгой борьбы за территории были чем-то похожи на усилия испанцев в деле их многовековой Реконкисты. Очевидно, на подобные систематические и долговременные усилия украинская государственность в ее гетманском или атаманском виде не была способна. Как показал пример гетмана Петра Дорошенко и некоторых других обладателей булавы, в обмен на личные привилегии и, в лучшем случае, ограниченную автономию казацкой Украины, они признавали себя вассалами султана и превращались в проводников чуждой украинскому народу турецкой политики, оборачивавшейся сгонами населения, работорговлей и набором мальчиков в янычары. Итак, отвоевав за два века у Османской империи обширные территории между Доном и нижним течением Дуная, Российское государство сделало возможным как великорусскую, так и украинскую колонизацию этого края. Поэтому в том, что эти территории стало возможно заселять, есть несомненная историческая заслуга России. Край, земли которого были введены в интенсивный хозяйственный оборот усилиями Российского государства, еще тогда по праву был назван Новороссией. В дальнейшем свой значительный вклад в заселение и хозяйственное освоение этого края внесли не только русские, но и украинцы, сербы, немцы, евреи, поляки, молдаване и представители некоторых других народов. Сосуществование и конфликт индустриальной и аграрной цивилизации Однако, несмотря на такую конструктивную и системообразующую роль Российского государства, с первых же лет хозяйственного освоения Новороссии в российском обществе стал обозначаться один важный конфликт. Россия, в целом, тогда была аграрным обществом. Этот тезис можно легко доказать лишь тем фактом, что и ко времени Октябрьской революции 1917 г. крестьянство составляло 90 % населения страны. А для аграрного общества характерна своя психология, с ее привязкой к деревенскому быту и, нередко, страхом перед городом. В то же время, Новороссийский край сразу же зарекомендовал себя как край развитой промышленности, а, значит, и городов. Удельный вес городского населения здесь с самого начала в несколько раз превышал общероссийский показатель (что, кстати, заметно и до сих пор, если говорить об уровне урбанизации Донбасса на общеукраинском фоне). Поэтому Новороссия с самого момента своего возникновения стала ареной контакта европейских урбанистических начал и всероссийской деревни. Контакт индустриально-городской среды Новороссии и аграрной психологии значительных масс прибывающего сюда населения если и не приводил к неразрешимым проблемам, то, по крайней мере, не оставался незамеченным. Очень хорошо описали психологическую сторону этого конфликта украинские писатели. Видимо, потому, что именно украинские селяне составляли значительную часть перетекающей в города рабочей силы. Иван Нечуй-Левицкий в своей повести «Микола Джеря» очень точно описал впечатление сельских парней от промышленного предприятия. Заводские машины и механизмы казались им «страшными» и неестественно огромными, а само предприятие воспринималось как «какой-то страшный ад». При этом бедные заробитчане не знали, где ступить и как правильно перемещаться в производственных помещениях, чтоб не угодить в какие-нибудь чудовищные шестерни или кипящий чан. Каждый их шаг среди заводских механизмов был душевной пыткой, состоящей из сомнений и страха. К слову, когда я пытаюсь анализировать государственную деятельность президентов Украины (большинство из которых, как известно, выходцы из села), я почему-то вспоминаю тех жалких селюков, отправившихся на заработки, персонажей Нечуя-Левицкого. Выходцев из села, отправившихся на заработки в Донбасс, и при этом продолжавших цепляться за свой сельский уклад, здесь порой презрительно и насмешливо называли грачами. Типичный "грач" Донбасса конца XIX в. – это выходец из украинского или русского села, рассматривающий работу на шахте лишь как временное занятие, призванное слегка поправить его материальное положение. Заработать на коровёнку или пару дополнительных десятин земли и вернуться в родное село – вот нехитрая жизненная задача грача. Ясно, что свою работу на шахте такой работник рассматривал как временное явление, эпизод, и не отождествлял себя с основной шахтерской массой. Как правило, "грачи" приходили на донецкие шахты осенью, когда основные сельхозработы были уже закончены, и уходили по весне, когда к ним нужно было приступать вновь. «Эту оскорбительную кличку («грак», «грач»), которую применяют люди, считающие себя рабочей аристократией, к простому народу, к деревенщине, я слышал по отношению к себе не один раз», - признавался П. Григоренко в своих «Воспоминаниях». К слову, после Октябрьской революции именно из «грачей» большевиками были навербована первая генерация партийных секретарей на шахтах, потому что профессиональный рабочий считал для себя зазорным заниматься пустопорожней болтовней. К слову, вот так из самых низов вдруг возникала новая элита. Но не будем отвлекаться. После 1917 г. применительно к таким сезонникам стало употребляться прозвище «летун» или «лазюк» (видимо, от глагола «лазать»). «Разве «летун» понимает, что такое шахта! «Летуну» только бы сезон как-нибудь протянуть. Ему бы только на коня или корову немного разжиться, а там хоть завались проклятая шахта… Поэтому презирает летунов настоящий шахтер. Летуны – селяне. Они и в шахте остаются селянами. В тьме забоев им видятся далекие крыши и ровное поле» - писал Б. Антоненко-Давидович в своем произведении «Землею украинскою» (1929 г.). Важно понимать, что психологический конфликт подобного рода был лишь вершиной конфликта социально-экономического, который заслуживает стать предметом отдельной публикации. Пока лишь скажу о восприятии этого конфликта в обществе. Одними из первых его осознали поэты. Мотив умирания деревенской России под напором новых рыночных и технологических реалий отчетливо слышится в творчестве Сергея Есенина, а вызванная этим тоска переполняет несколько его прекрасных стихотворений («Край ты мой заброшенный, край ты мой пустырь», «Я последний поэт деревни» и др.). В есенинском стихотворении «Сорокоуст» промышленность осмысливается как нечто такое, что приводит деревню в состояние болезненной лихорадки: «О, электрический восход, Ремней и труб глухая хватка, Се изб древенчатый живот Трясет стальная лихорадка!» В этом же стихотворении, ассоциируя деревенский уклад с «красногривым жеребенком», С. Есенин констатирует победу над ним городской индустрии: «Милый, милый, смешной дуралей, Ну куда он, куда он гонится? Неужель он не знает, что живых коней Победила стальная конница?» К слову, заканчивается есенинское стихотворение на безысходной ноте: «И соломой пропахший мужик Захлебнулся лихой самогонкой». В свою очередь, талантливый поэт 1920-х годов Иван Приблудный (Яков Овчаренко), родом с Луганщины, творивший в основном на русском языке, и, кстати, считавший себя учеником С. Есенина, тоже выразил свое отношение к городу в следующих строчках: «Город кирпичный, грозный, огромный, Кто не причалит к твоим берегам… Толпами скал от Москвы до Коломны – Камень на камне, рокот и гам». Как видим, город и здесь чуждый, «грозный», т.е. нечто такое, чего нужно опасаться. Итак, следует отметить, что Новороссия с ее новыми промышленно-городскими этическими и эстетическими ценностями находилась в состоянии определенного социально-экономического и психологического конфликта не только с аграрным обществом украинских земель, но и с аграрным обществом Великороссии. И поэтому молодая Новороссия была в определенном смысле равноудалена и от традиционного украинского общества, и от традиционного общества русского. В качестве одного из доказательств этого можно привести то, что вместо плача об умирающей деревне (характерного и для русских, и для украинских поэтов), здесь, в Новоросии, довольно быстро рождался новый тип эстетического восприятия и новый тип поэтической лирики. Лирики, в которой завод и шахта, да и город в целом – уже не что-то ужасное, отталкивающее и грозное, а родное и красивое. И достойное того, чтобы быть воспетым. При этом Новороссия была тесно связана и с украинскими, и с русскими землями, черпая из них демографические ресурсы, получая оттуда квалифицированных управленцев и инвестиции. Экономический рост и казачество Если сравнить две части Новороссии (западную и восточную, деление примем по нынешней российско-украинской границе), нетрудно заметить, что наиболее бурное промышленное развитие случилось именно в западной, украинской части, т.е. там, где еще при царях наиболее радикально была упразднена казацкая автономия, да и весь казацкий уклад. Здесь следует вспомнить т.н. вторую отмену гетманства (отречение последнего гетмана К. Розумовского в 1764 г.) и упразднение казацкого полкового строя на различных украинских территориях. На Левобережье это произошло в начале 1780-х гг., на Слободской Украине было оформлено манифестом императрицы от 28 июля 1765 г. В этом же ряду событий стоит и ликвидация Запорожской Сечи манифестом 1775 г. Все эти реформы, предпринятые российским царизмом во второй половине XVIII ст., в итоге привели к тому, что на территориях Украины, изъятых из-под казацкой юрисдикции, произошел бурный рост промышленности и сельского хозяйства. В то же время, находящееся на территории собственно России Всевеликое Войско Донское продолжало сохранять свою автономию и юридическую субъектность вплоть до 1917 г., и, соответственно, промышленное развитие ростовской части Донбасса значительно уступает Донбассу украинскому. Иначе говоря, если отвлечься от примитивно-идеологических установок, идеализирующих казацкий уклад, приходится признать, что этот уклад, если он господствует на определенной территории, несколько сдерживает нормальное капиталистическое развитие и хозяйственное освоение этой территории. Этому существуют исторические объяснения. Так, например, занятие землепашеством на Дону долгое время было запрещено, в т.ч. под страхом смертной казни. Распахивать земли, лежащие в пределах территории «Вольностей Запорожских» (т.е. земли, находящиеся в ведении запорожского казацкого сообщества), тоже не велела казацкая традиция. Капитализм, невозможный без свободного перемещения людей и свободного приложения капиталов, и здесь расходится с казацкими сословными и иными ограничениями. На Дону, например, правовой статус т.н. иногородних (т.е. не казаков) накладывал на их перемещение и имущественные права определенные ограничения, которые сдерживали предпринимательские возможности и, в конечном счете, хозяйственное освоение Донской области. Войсковой статус донских земель накладывал значительные ограничения и на их куплю-продажу. Итак, казацкий уклад и, скажем так, нормальный капитализм(свободное капиталистическое, индустриальное общество) трудно совместимы между собой. Они обречены на принципиальный конфликт приблизительно той же природы, какой случился в США в XIX в. между ориентированными на промышленность северянами-янки и плантаторами-южанами. Что, в итоге, привело там к кровопролитной гражданской войне. Когда я смотрю на нынешние события, в ходе которых, например, отряды донских казаков помогают силам «Новороссии» устанавливать контроль над городами Донбасса, я понимаю, что, как минимум, одна из этих сил – ряженая. Потому что между настоящими казаками и настоящей промышленной Новороссией неизбежно существовал бы острый конфликт, например, по поводу режима использования земель и налогообложения. И вряд ли бы эти социальные силы были в союзе, по крайней мере, долго. Связь между типом развития и преобладающей религией Еще Макс Вебер (Max Weber) в работе «Протестантская этика и дух капитализма» показал, что между путем экономического развития того или иного общества и доминирующей в нем религиозной доктриной есть несомненная связь. Наиболее мощный рост капиталистической экономики и уровня потребления случился не в романских странах, где господствует католицизм (Испания, Португалия, Италия), а в странах, где преобладает та или иная разновидность протестантизма (США, Германия, Англия, Швейцария, Голландия и страны Скандинавии). Прошедшее после работы М. Вебера столетие во многом подтвердило выводы ученого, ведь в настоящее время те же Испания и Португалия по-прежнему остаются своеобразной проблемной периферией Европы с огромным уровнем безработицы и нередко упоминаются именно в контексте каких-то кризисных экономических явлений. В то время как США, Германия и Скандинавия по-прежнему вполне благополучны. Примеров экономически процветающих православных стран в современном мире практически нет. Для современной России характерна олигархическая модель экономической власти в сочетании с проявлениями дикого капитализма, что приводит к большому социальному расслоению общества. Болгария попросту бедна. Невысок, несмотря на членство в ЕС, уровень жизни и в Румынии. Православная Греция вошла в полосу затяжного общественного и экономического кризиса, сопровождающегося разрушительными формами протеста и уличными погромами. Итак, если сказать кратко, пусть оттого и несколько упрощенно, топромышленному типу общества более соответствует протестантский религиозно-этический комплекс, чем католический или православный. Поскольку не какая-то особая национальность, а именно промышленность сделала Новороссию, она как регион промышленный, просто была обречена на успехи протестантизма. Собственно, так оно и было до революции 1917 г. когда в том же Донбассе наряду с православными церквями нередко можно было встретить молитвенные дома различных протестантских общин. К слову, и в наше время в Донбассе довольно высок удельный вес приверженцев разнообразных течений протестантизма. В общем, для Донбасса и Новороссии в целом всегда было характерно религиозное разнообразие, веротерпимость и мирное существование разных конфессий, что в лучшую сторону отличало этот регион от многих других регионов обширной империи. В провозглашенной же ныне «Новороссии» отчетливо доминирует, как можно видеть из агитматериалов ее сторонников, апеллирование исключительно к московскому православию, что нельзя признать соответствующим исторической традиции Новороссийского края. Новая Россия или Новая Америка? Даже далеко не все русские видели в Новороссии только Новую Россию. Некоторые указывали на сходство исторического пути этого края с историческим путем Америки. Перу именно российского поэта Александра Блока принадлежат следующие строки о Донбассе: «Уголь стонет, и соль забелелась, И железная воет руда… То над степью пустой загорелась Мне Америки новой звезда!» Итак, Новороссия как еще одна, на этот раз русская, Америка? Почему бы и нет? Переселенцы и там, и тут. Необжитые степи - и там, и тут. Дух предпринимательства, новизны, известная ломка традиций, отсутствие шор, размах, тяга к свободе, ставка на промышленность, нотки авантюризма, профессиональная и человеческая солидарность, природный демократизм – вот то несомненно общее, что делает Новороссию действительно похожей на Америку. Даже гангстеризм – и то у нас какой-то нерусский, и уж точно не украинский, а, скорее, американский. По размаху, по крайней мере... Английское, шотландское и немецкое начала тоже сильно присутствуют в истории Донбасса, как и в Америке. Джон Юз (Хьюз) - представлять не надо. Чарльз Гаскойн (1737 – 1806 гг.) - основатель и первый директор Луганского завода. Густав Гартман (1842 – 1919 гг.) - строитель и владелец Луганского паровозостроительного завода. Сотни других инженеров, промышленников и предпринимателей… Печальная судьба «новой Америки» под пятой старой России При всем историческом, экономическом и ментальном сходстве, в положении Новороссии и Америки было одно важное и, можно сказать, роковое отличие. Если Америка отделена от Старого Света океаном, то «Америка новая» находится со своей «Англией» (т.е. Россией) на одном континенте. Иначе говоря, новороссийская «Америка новая» плавно переходит в свой «Старый Свет», или, если угодно, свой Старый Русский мир. Из этого мира, т.е. срединной России, в сторону Новороссии шли не только позитивные влияния. Порой шли и тоталитарные идеи, и войска, которые их несли. Тот же коммунизм, который вытравил из сознания многих людей память об историческом прошлом и о своей самобытности. Даже имя Юза в Донецке одно время стало как-то неприлично упоминать. У коммунистов это все было отработано четко. Что не удавалось с наскока ликвидировать – записывали в пережитки «проклятого» прошлого. Кто не похож на Шарикова – записывали в эксплуататоры и социально чуждые элементы. Что не удалось замолчать – объявляли вредными слухами и вражескими домыслами. Так в домыслы и слухи попала вся история Донбасса до 1917 г. Это и понятно: ведь в той истории были такие малоприятные для КПСС факты, как уровень потребления рабочих в царской Юзовке. При непредвзятом исследовании оказалось, что хлеба и масла купить на свою зарплату они порой могли даже больше, чем рабочие страны «развитого социализма». А главное, что масло реально присутствовало на дореволюционных прилавках. В итоге это влияние русского Старого Света на свою «Америку» привело к такому парадоксальному положению, что Донбасс, само возникновение которого стало возможным во многом благодаря западным инвестициям, ныне превратился, как уже не раз было замечено, в один из самых антизападных по общественным настроениям регионов мира. А как вы сами понимаете, трудно ожидать любви со стороны того, кому ты много раз объяснился в ненависти (хотя между этими чувствами, говорят, и один шаг). А оттого такому Донбассу, каковым он стал сейчас, трудно ожидать от Запада доверия, серьезных инвестиций и участия в модернизации. Странно, не правда ли? И кому это нужно? Донбассу? Новороссия реальная и мнимая А теперь сведем в небольшую таблицу базовые черты того промышленного общественного типа, к которому, без сомнения, принадлежит историческая Новороссия, и черты провозглашенной недавно «Новороссии»-2014. Новороссия «Новороссия» образца 2014 г. Место, занимаемое в конфликте аграрного и промышленного укладов Равноудаленность от русского и украинского традиционного аграрного уклада Радикальные антиукраинские лозунги, призывы к вхождению в Россию в качестве главной цели Отношение к казацкому автономизму и ограничениям, накладываемым им на экономику Скорее отрицательное. Казацкое землепользование и казацкая войсковая автономия не относятся к числу явлений, необходимых для существования Новороссии. Положительное. Активные совместные действия антиукраинского характера с донскими казачьими организациями Религиозные аспекты общественной жизни Конфессиональное разнообразие, веротерпимость, распространение протестантизма Элементы религиозной нетерпимости, стремление к доминированию московского православия Отношение к коммунистической доктрине Отрицательное. Новороссии как краю свободного предпринимательства, инициативных и сильных людей принципиально чужд коммунизм с его уравниловкой, подавлением индивидуальности и классовым террором В пропаганде и агитации присутствует сильная коммунистическая составляющая, используется много коммунистических мифологем и символов Отношение к экономической открытости Положительное. Открытость необходима для свободного экспорта промышленных товаров, снабжения сырьем и притока инвестиций Скорее отрицательное. Пропаганда антизападных и антиевропейских настроений
Как видим, в проекте «Новороссия»-2014 нам предлагаются, как правило, вещи, прямо противоположные тому, что было характерно для исторической Новороссии. Поэтому можно констатировать, что нынешняя «Новороссия» - это не настоящая Новороссия, а ее подделка. Вернее, даже не подделка, а подмена. Когда, например, мошенник подделывает купюру в 20 гривен, он стремится, насколько это возможно, сделать ее максимально похожей на оригинал. Глашатаи же нынешней «Новороссии» даже и не пытаются добиться сходства с Новороссией исторической. Они просто подменяют одни идеи другими. Соответствуют ли они интересам здесь живущих людей, пусть читатель размышляет сам. С моей точки зрения, и Донбасс, и весь Юго-Восток Украины могут реализоваться как промышленный регион и достичь максимальных экономических успехов лишь как открытый экономический комплекс, связанный торговлей, технологиями и инвестициями с европейскими экономиками и мировой экономикой в целом. А это ему может обеспечить не вхождение в скатывающуюся к диктатуре Российскую Федерацию, а нахождение в составе демократической Украины, включенной в процессы европейской интеграции. Примечание: при написании статьи я использовал фрагменты некоторых своих работ, опубликованных в недавние годы в Украине и за рубежом.
