Историк Даниил Пузанов

Историк Даниил Пузанов. Летописание Великого Новгорода о природных явлениях. Летописание Новгорода Великого. Новгородская летопись, пожалуй, подробнее остальных фиксирует природные явления. По количеству описанных знамений Новгородская летопись стоит на втором месте, уступая Киевскому своду, но опережая суздальское летописание. По количеству же описанных природных бедствий она является абсолютным лидером. Конечно, у нас нет достоверных данных о киевском летописании после 1198 г Поздно началась погодная запись событий и в Галиче, в то время как новгородская традиция не прерывалась. Однако отличие в количестве и качестве описания природных явлений новгородским книжником, по сравнению с другими летописями, слишком явно.

Описание природных явлений эмоционально и выразительно. Стихийные бедствия выступают как орудия Божьей кары, по своей разрушительной силе не меньшие (возможно, даже большие), чем нашествия иноплеменников. Летопись тщательно фиксирует стоимость ржи и подробно описывает бедствия, грозившие в случае неурожаев: «и ядяху люди листъ липовъ, кору березову, инии молиць истълъкше, мятуце съ пелъми и съ соломою; инии ушь, мъхъ, конину; и тако другымъ падъшимъ от глада, трупие по улицямъ и по търгу и по путьмъ и всюду; наяша наимиты возити мьртвьця из города; а смородъмь нелга вылести». Голод 1128 г. был такой силы, что летописец применил формулу полного отчаяния, написав: «И тако по грЪхомъ нашимъ погыбе земля наша».

Голод и мор были нередкими явлениями для Новгородской земли. Изредка летописец проговаривается об их причине: «Изби мразь на Въздвижение честьнаго хреста обилье по волости нашей» — пишет он под 1230 г. События, происходившие в период неурожаев, действительно могли вызывать ощущение гибели, полного опустошения. Космос рушился. Упомянутый неурожай 1230 г. вызвал страшный голод, потоки беженцев устремились в соседние земли, а те, кто остался, «почаша мерети», как с горечью замечает летописец. Непогребенные трупы требовали кардинального решения проблемы: «И кто не просльзиться о семь, видяще мьртвьця по уличамъ лежаща, и младЬнця от пьсъ изедаемы». Горожане решили устроить братскую могилу на 3030 человек в яме на Прусской улице близ церкви св. Апостолов. Потом летописец отвлекся от голода, описывая политические события, но голод не прекращался, одной ямы не хватило для погребения умерших, и книжник возвратился к описаниям ужасов голодной весны: «Что бо реши или что глаголати о бывшей на нас от Бога казни. Яко инии простая чадь рЪзаху люди живыя и ядяху, а инии мьртвая мяса и трупие обрЪзающе ядяху, а друзии конину, псину, кошкы: нъ гЬхъ осочивъше, тако творяху, овъихъ огньмь ижгоша, а другыхъ осЬкоша, иныхъ изв^шаша; ини же мъхъ ядяху, ушь, сосну, кору липову и листъ, ильмъ.. .». Бедствия привели к социальным катаклизмам.

Люди сжигали дома богатых и грабили те места, где можно было обнаружить хлеб. Разрывались родственные связи: отец не жалел сыновей, матери — дочерей; соседи не давали друг другу хлеба. Дети плакали и умирали от голода. В Новгороде, помимо упомянутого, возникло еще два коллективных захоронения. По версии новгородского летописца, голод обошел только Невскую землю. Однако Суздальская летопись упоминает о голоде, хотя и довольно скудной фразой: «Рожь не родися по всей нашей земли и дорого бысть жито». Если природные катаклизмы, приводившие к неурожаю, и «недород» действительно более всего тревожили Новгородскую землю, то пожары были известны каждой земле. Тем не менее, только Новгородская летопись снабжает разгул огня скрупулезным описанием явления.

Это единственная летопись, в которой можно увидеть упоминание редкого явления — огненного смерча: «И створися горе велико, по нашимъ грЪхомъ въздвижеся буря с вихромъ; и тако бысть силенъ огнь вборзЪ, кто, мало что похвативъ, выбЬжа изъ своего двора, а иное все огнь взя». Интересно, но если в других летописях природные явления выступают либо самостоятельно, либо описываются в контексте политических бедствий, то в Новгородской летописи социальные бедствия, напротив, могут описываться в контексте природных. Помимо голода, к разрушению привычной социальной структуры приводили и пожары, во время которых богатые разорялись, а «злии» люди уходили на грабежи. Социальная структура становилась более подвижной: «и мнози от того разбогатЪша, а инии мнози обнищаша». Помимо упомянутых природных явлений, новгородцев волновали бури, наводнения, снег и пр. Все они наносили существенный урон хозяйству республики. Если в других землях основным орудием кары Божьей были иноплеменники, то в Новгороде, в основном, это природные силы. В Новгородской летописи природные явления среди разнообразных казней Божьих занимают особое место. Бог так часто выказывает Свое недовольство через природу, что создается впечатление ее одухотворенности, что сближает мировоззрение новгородского книжника с языческим. Надо полагать, пережитками язычества объясняется слишком частое упоминание грома.

Да, гроза нередко вызывала пожары и убивала людей, но летописец упоминает и те случаи, когда никаких последствий от грома и молнии не было: «бысть громъ велии, яко слышахомъ чисто, въ истьбЬ сЬдягце». В промежутке между 1117 и 1300 гг в Новгородской летописи встречается около 11 упоминаний о грозе. За это время Киевский свод сообщил о громе только один раз, поясняя, что в 1183 г. «Городенъ погорЬ всь, и церквы каменая, от блистания молниЬ и шибения грома». Суздальская летопись упоминает о грозе три раза, и то в контексте описания атмосферных аномалий («ВЪтри силни быша, и дождове, и Громове»), либо указывая на причину пожара в храме6.

Галицко-Волынский свод и вовсе упоминая о молнии один раз, описывает не атмосферное явление, а битву: «и головнями, яко молнья идяху». При этом молнии в Новгородской летописи нередко бьют в культовые сооружения. Особая зависимость Новгородской земли от природы заставляла внимательно вглядываться во все изменения, происходившие в ней, что делало отношение к знамениям совершенно особенным. В. В. Долгов, противопоставляя восприятие знамений южным и северным (новгородским) летописцами, отмечал: «Северный летописец поднимается максимум до осознания необычного явления природы как знака, но смысл его остается для него либо неясным, либо неинтересным, либо же настолько очевидным, что и писать об этом, с его точки зрения, не имеет смысла». Подобные выводы исследователь, скорее всего, обосновал на анализе Киевского свода при сравнении его с относительно ранними сообщениями НПЛ (не включая XIII в.). Но и для этого периода нельзя сказать, что знамения не интересовали летописца. Конечно, новгородский книжник относительно скупо комментирует их, однако по количеству явлений, которые летописец относит к знамениям, Новгородская летопись уступает только Киевскому своду. Периодически книжник проговаривается об эмоциональном напряжении, которое возникало у населения в период знамений: «почя убывати солнця, и погыбе всЬ; о, великъ страхъ, и тьма бысть, и зв ? зды быша и мЪсяць; и пакы начя прибывати, и въ бързЪ напълнися; и ради быша вси по граду». Под 1230 г. появляется обширный комментарий в отношении землетрясения: «То же, братье, не на добро, на зло; гр'Ьхъ дЬля нашихъ Богъ намъ знамения кажеть, да быхомъ ся покаяли от грЪхъ нашихъ.

Колику Богъ наведе на ны смерть той весны, да то мы ви- дяще, не разумЪхомъ своея погыбели, нъ скорЬиши быхомъ на зло» Под тем же годом встречаются сообщения о затмении солнца и пространное сообщение о каре Божьей за грехи. Следующий комментарий, относящийся, возможно, к знамению, встречаем под 1291 г. Это, конечно, немного по сравнению с ПВЛ. Однако в южнорусской традиции, которая с 1198 г. представлена Галицко-Волынской летописью, не встречается вообще ни одного сообщения о знамениях. За исключением разве что описания «хвостатой звезды» под 1265 г. Но и в данном случае летописец скорее иронизирует над суевериями, нежели воспроизводит их: «Хитр ? чи же смотрЪвше тако рекоша: “оже мятежь великъ боудеть в земли”. Но Богъ спасеть своею волею и не бысть ничто же». Лаврентьевская летопись также упоминает о знамениях в этот период крайне скупо, не оставляя по их поводу каких- либо комментариев. Почему в то время, как во всех летописных сводах наблюдается вырождение киевской традиции обширного комментирования знамений, в Новгородской летописи, напротив, эта традиция возрождается? Использование шаблонов, заимствованных из ПВЛ, по отношению к стихийным бедствиям встречается в Новгородской летописи с 1233 г После чего эмоциональные комментарии с использованием раннелетописных шаблонов и пророчеств Исаии становятся постоянными. Поэтому изменение описания природных явлений связано не столько с изменением отношения к ним, сколько с эволюцией стиля летописи.

Книжник, копируя киевскую традицию, вероятно, хотел подчеркнуть независимость своей земли, ее высокий статус. Могло повлиять на возникновение обширных комментариев с применением пророческих книг и татаро-монгольское нашествие. Вообще говоря, новгородский летописец более трепетно относится к явлениям природы, от них словно веет сакральностью. Поэтому летопись не допускает слишком вольных трактовок и тем более не использует описания сил природы как литературный троп.